Pamiętniki z lat 1830-1831 Julian Ursyn Niemcewicz

Янковский и Буковски уже находятся под судом за отказ от нападения на Рюдигера; Салацкий о своих тесных связях с москвичами и о своих страданиях от того, что бастард князя Павелек позволил себе ухаживать за его дочерью; Слупецкого, родственницы генерала Хауке, и ее тоже задержали. Базанова, любовница Хинца, самый безнравственный человек, глава княжеской канцелярии. Как только известие о заговоре дошло до о. Чарторыйский вместе с главнокомандующим отправил на квартиру генерала Хуртига, чтобы арестовать его и опечатать его бумаги. Плохо было не привести Хуртига ночью, потому что, когда он был заключен в тюрьму днем, возмущенное население напало на него и повесило бы его на фонарном столбе, если бы о. Чарторыйский не гарантировал, что Хуртиг будет строго наказан, если окажется виновным. Юзеф Козловский, жалкий покровитель, но величайший крикун, встал на колесо княжеской кареты, настаивая на немедленном повешении.

Не стоит удивляться упорству нации, если найдут кого-нибудь обвиняемым быть в союзе с москвичами, от которых все так страдали и он получал оскорбления. Его жестокое обращение с государственными заключенными в Замосце, когда он был комендантом этой крепости; избиение кнутами майора Лукасинского, невинно заключенного в тюрьму князем В.; все

способствовало оскорблениям и ударам, нанесенным Хуртигу[1]. Кроме того, народ везде есть народ; одни от настоящего, гражданского возмущения, другие от импульсивного темперамента; многие разгорячены преувеличенными обвинениями; многие незрелые молодые люди воспринимали повешение как новинку, как развлечение. Эту позорную смерть хотели казнить немедленно, без суда. Днем вокруг толпились толпы простого народа, тем более что был день памяти святых Петра и Павла и время было солнечное и нежаркое. Обвиняемых доставили в замок и поместили под охрану. Перед Сигизмундом собралась большая толпа, заполнившая всю площадь. Они сели на ступеньках колонны, ожидая, пока Хуртига уведут. В толпе была замечена женщина, одетая в мужскую одежду, теснившаяся среди других; Ее шляпа упала в толпе, и вместе с ней упали ее длинные черные волосы. Женский пол сразу признали и взяли под охрану. Мы пока не знаем, кто она и что с ней связано.

Правительство немедленно назначило следственную комиссию в составе трех депутатов: Зверковского, Стоцкого, Вишневского[2]; из трех муниципалитетов: Гарбиньского[3], Брониковского[4] и Чарноцкого[5], в качестве директора полиции[6]. Этот выбор разумен, потому что все эти люди очень популярны. В разговорах между людьми, кроме правды, содержалось немало небылиц, в том числе и о том, что три миллиона рублей московских денег должны были быть отданы на хранение кондитеру Леслю. Обыскали, но кроме кассы небольшого кондитерского магазина не нашли ни одного рубля. Достаточно было одному человеку придумать такую ​​басню, чтобы ее повторяло множество людей. Наконец сон заставил всех уйти на покой.

30 июня

. Ночь была тихая, повсюду стояли патрули. Утром возле Зигмунта собрались люди в надежде, что их уведут и повесят. Три воззвания правительства, главнокомандующего и муниципалитета[7], известие о назначенном расследовании несколько успокоили умы. Повезло, что у нас народ хороший, иначе со слабостью характера командующего национальной гвардией Антония Островского, который хотел быть повешенным без суда, чтобы уйти от неприятностей[8], и враждебностью губернатора Рюттие[ 9], я не знаю, что из этого может получиться. Первые пострадали потому, что национальная гвардия, которой вверена общественная безопасность, должна была помешать крикам простого народа; второй даже не сделал выговор молодым офицерам за то, что они слишком много кричат